Статус мертвого тела в философской антропологии и медицине
(к проблеме обучения студентов в анатомическом театре)
<< назад | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | далее >>
О чем говорит история патологоанатомии?
Истории патологоанатомии в России уже почти три сотни лет. В войне со шведами Петр I осознал необходимость медицинской службы. Его указом еще в 1700 году предписано в домовые и патриаршие богадельни принимать больных и престарелых, а для лечения таких больных определять лекарей. В 1706 году первый российский военный госпиталь организовал в Москве по приказу Петра I врач Николай Бидлоо. При госпитале была открыта и врачебная школа. Затем в Петербурге создаются еще три госпиталя. На базе этих медико-хирургических школ начинает развиваться отечественная патологическая анатомия. В 1754 году Святейший Синод по ходатайству П.З. Кондоиди разрешил желающим воспитанникам семинарий поступать в эти медико-хирургические школы.
Парадокс в том, что столь благоприятные условия для развития патологоанатомии сложились в империи, население которой исповедывало Православие. Казалось бы, наиболее традиционная форма христианства и вполне спокойное отношение к развитию медицинской науки.
Это тем более необычно, что в те же годы на просвещенном Западе далеко не везде можно было легально производить вскрытия. Так, не только в первую половину XVIII века, но и много позднее, в середине XIX века, в Англии рессурекционисты еще убивали людей с целью продать ученым их трупы. В 1831 году в Великобритании было завершено следствие по делу известных рессурекционистов Вильяма и Бишопа, убивших на продажу 60 человек33. Почему на Западе столь негативно относились к вскрытиям? Дело в том, что человеческие органы издревле использовались в языческих и оккультных практиках.
Так, во II веке жители Римской империи всерьез опасались, что после смерти их тела разберут на части и используют в магических целях. О распространенности этих опасений писал Апулей: Говорят, что даже в могилах покойники не могут оставаться в неприкосновенными и из костров, из склепов добываются оставшиеся части трупов на гибель живущим. И старые чародейки в самую минуту погребальных процессий успевают с быстротою хищных птиц предвосхищать уже другие похороны34.
А в эпоху позднего средневековья и Возрождения имел место всплеск интереса к магии. Опасаясь того, что их тела будут использоваться в тех или иных колдовских действах, христиане Запада всячески препятствовали исследованию тел умерших. Впрочем, и из этого правила были исключения.
В России же за все это время мы не встречаем собственно богословско-философских возражений против анатомических театров. В стране, в которой была и свобода слова, и мыслители уровня Достоевского и Толстого, не звучало ни единого голоса против освоения медицинской премудрости на препаратах, приготовленных из тел умерших. Даже жалобы священников на то, что разобранные телеса хоронить не можно35 протест, скорее, эстетический, нежели богословский
Более того, начиная с XIX века, мы имеем ряд примеров, когда те, кто работал на трупах, одновременно были подвижниками православной молитвы.
Так, монахиня Амвросия (Оберучева) свое медицинское образование получала в Санкт-Петербургском Женском Медицинском Институте, который был открыт в 1897 году и впервые в России готовил женщин-врачей (после революции переименован в Ленинградский Первый Мединститут). В своих воспоминаниях она повествует о том, как им повезло с преподавателем анатомии, который был столь увлечен своим предметом, что и сами студенты занимались с большой любовью. Далее она пишет: Помню, я была в анатомическом, изучала нервы на верхних конечностях, уже было поздно (десять часов), все стали уходить, но мне еще хотелось поработать, и я так увлеклась, что осталась одна. Громадный зал, масса столов с частями человеческого тела. Передо мной рука, которая меня так заняла, какие здесь мудрые законы механики, какое изящество во всем построении, красота, и за всем этим я не вижу смерти, мне чувствуется во всем только жизнь и потому мне не страшно36.
Чем она мотивирует свое увлечение анатомией? Ответственностью за здоровье будущих пациентов: Я считала, что на нас, будущих врачах, лежит такая страшная ответственность, что мы не имеем права пропускать занятия. [
] Однажды ассистент профессора хирургической анатомии даже заметил, что Оберучева делает операцию как бы на живом (я действительно с увлечением спешно перевязывала сосуды, как на живом, боясь опасности кровотечения)37.
Итак, по заключению будущей монахини, прошедшей многие советские тюрьмы и лагеря: Многие говорили, что анатомия вызывает чувство брезгливости, но это тогда, когда пойдешь смотреть из любопытства, а если сначала изучить раздел теоретически, то видишь не смертные останки, а живой организм37.
Эту позицию разделял и канонизированный Русской Церковью хирург, он же архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий). В знаменитых «Очерках гнойной хирургии», удостоенных сталинской премии, он пишет о своих экспериментах на трупах38, посредством которых он выявлял пути распространения гнойного воспаления. Проясняя картину развития болезни, эти опыты позволяли ему спасать жизни пациентов39. Когда врача-архипастыря терзали сомнения о богоугодности его хирургических штудий на трупах, ему было послано вразумление, укрепившее святителя в необходимости его научных трудов.
Святитель-хирург так описывает это событие: я
еще два года продолжал работу, которая нередко была связана с необходимостью производить исследования на трупах. И не раз мне приходила мысль о недопустимости такой работы для епископа. Более двух лет еще я продолжал эту работу и не мог оторваться от нее, потому что она давала мне одно за другим очень важные научные открытия, и собранные в гнойном отделении наблюдения составили впоследствии важнейшую основу для написания моей книги «Очерки гнойной хирургии». В своих покаянных молитвах я усердно просил у Бога прощения за это двухлетнее продолжение своих работ по хирургии, но однажды моя молитва была остановлена голосом из неземного мира: «В этом не кайся!». И я понял, что «Очерки гнойной хирургии» были угодны Богу, ибо в огромной степени увеличивали силу и значение моего исповедания имени Христова в разгар антирелигиозной пропаганды40.
<< назад | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | далее >>
33 Краткий обзор см: Гулькевич Ю.В. Развитие отечественной патологической анатомии / Многотомное руководство по патологической анатомии. М, 1963. Т.1 Сс. 65 86.
34 Апулей. Золотой Осел. 2.20. Лениздат, 1992. С. 26.
35 Там же. С. 67.
36 Амвросия (Оберучева), монахиня. История одной старушки. Без вых. Сс. 20 21.
37 Там же. С. 21.
38 Войно-Ясенецкий В.Ф., профессор. Очерки гнойной хирургии. М., Медгиз., 1946. Сс. 46.
39 См. напр. его подробное описание глубоких флегмон лица, а также гнойных воспалений полости рта и глотки, малоизученных в ту эпоху: там же, Сс. 36-81.
40 Святитель Лука Крымский (Войно-Ясенецкий). Я полюбил страдание. М., 2001. Сс. 78-79. В своей автобиографии святитель Лука поясняет, что смущало его душу: ради хирургии он временно оставил епископское служение, отказавшись занять по предложению митрополита Сергия (Страгородского) одну из свободных архиерейских кафедр: В конце 1933 года я был освобожден и уехал в Москву. Господу Богу было, конечно известно, что я затеваю новый тяжко греховный шаг, и Он предупредил меня крушением поезда, которое, к сожалению, только напугало меня, но не образумило. В Москве первым делом явился я в канцелярию Местоблюстителя, митрополита Сергия. Его секретарь спросил меня, не хочу ли я занять одну из свободных архиерейских кафедр. Оставленный Богом и лишенный разума, я углубил свой тяжкий грех непослушанием Христову повелению: Паси овцы Моя страшным ответом: «Нет» (Там же, с. 76).
Но Бог не попустил епископу забыть о своем призвании: Я чувствовал, что благодать Божия оставила меня. Мои операции бывали неудачны. Я выступал в неподходящей для епископа роли лектора о злокачественных образованиях и скоро был тяжело наказан Богом. Я заболел тропической лихорадкой Папатачи, которая осложнилась отслойкой сетчатки левого глаза (Там же, С. 77). Когда после операции в глазной клинике епископ Лука лежал с завязанными глазами, его опять внезапно охватило страстное желание продолжить работу по гнойной хирургии. Я обдумывал, повествует он далее, как снова написать наркому здравоохранения, и с этими мыслями заснул. Спасая меня, Господь Бог послал мне совершенно необыкновенный вещий сон, который я помню с совершенной ясностью и теперь через много лет. Мне снилось, что я в маленькой пустой церкви, в которой ярко освещен только алтарь. В церкви неподалеку от алтаря у стены стоит рака какого-то преподобного, закрытая тяжелой деревянной крышкой. В алтаре на престоле положена широкая доска, и на ней лежит голый человеческий труп. По бокам и сзади престола стоят студенты и врачи и курят папиросы, а я читаю им лекции по анатомии на трупе. Вдруг я вздрагиваю от тяжелого стука и, обернувшись, вижу, что упала крышка с раки преподобного, он сел в гробу и, повернувшись, смотрит на меня с немым укором. Я с ужасом проснулся
(Там же, С. 78). Несмотря на этот сон, епископ Лука еще два года активно занимался исследованиями в области гнойной хирургии, о чем впоследствии и сокрушался в своих покаянных молитвах. Подчеркнем он каялся не в том, что исследовал на трупах пути распространения гнойной инфекции, а в том, что, увлекшись научными экспериментами, забыл о своем архиерейском призвании.
|